00:07

Rizik
Как принять душ по-мужски:

1. Сидя на краю кровати, снять одежду и бросить её в кучу.

2. Пройти голым в ванную комнату. Если жена попадётся по дороге, то потрясти членом в её направлении, издавая при этом у-у-ух!

3. Посмотреть в зеркало на свою мужественную внешность. Восхититься размером своего члена и почесать задницу.

4. Забраться в душ.

5. Вымыть лицо.

6. Вымыть подмышки.

7. Высморкаться в руку и смыть водой.

8. Издать пердящие звуки (настоящие или искуственные) и посмеяться над тем, как громко они звучат в душе.

9. Провести основное время, промывая интимные места и вокруг них.

10. Вымыть задницу, оставив волосы с задницы на куске мыла.

11. Вымыть волосы шампунем.

12. Попробовать на вкус гель для тела с добавлением сухого имбиря и пористого шоколада с апельсиновым привкусом.

13. Сделать причёску Ирокез с использованием шампуня.

14. Пописать.

15. Ополоснуться и выбраться из душа, не используя полотенце на полу.

16. Частично вытереться. Не обратить внимание на лужу, которая натекла с занавесок ванны, поскольку обе занавески висели снаружи ванны.

17. Ещё раз полюбоваться размером своего члена в зеркальном отражении.

18. Оставить занавески открытыми, воду на полу не вытертой и свет и вентиляцию включёнными.

19. Вернуться в спальню с полотенцем вокруг бёдер. Если жена попадётся по дороге, то снять полотенце и опять потрясти членом в её направлении, издавая при этом у-у-ух!

20. Бросить мокрое полотенце на кровать.

23:56

Rizik



23:03

Rizik
Надеюсь вы готовы узнать результат .Итак, вы - Настоящая стерва
Вы - продукт эпохи гламура и гордитесь тем, что вас считают стервой и тайно ненавидят. Вино и мужчины - ваша атмосфера, вы привыкли использовать людей в своих интересах и обожаете показывать свое превосходство над другими. Но когда вы остаетесь наедине с собой, вас все чаще мучает вопрос: зачем все это и куда вас приведет самурайский кодекс стервы, твердо усвоенный на примере раскрученных светских львиц? Обратите внимание, что подобные дамы, хотя и делают вид, будто разбираются в жизни и дают советы о том, как выйти замуж за олигарха, на самом деле просто ходят по рукам, а личное счастье и любовь пытаются измерять деньгами. Если вас это не смущает, то менять ничего не надо. В ином случае, вам нужно срочно искать новые примеры для подражания.http://i047.radikal.ru/0802/58/d20a7ff3fe00.jpg
Пройти тест


03:56

Rizik
Фигура...Душа...Способность...
Ваше имя
Ваша фигура... При любых обстоятельствах...
И это... Не фигура.Это линия!Прямая,не каждому доступная...Вы готовы слепо идти вперёд,порой не зная,к чему это приведёт.Вы упрямы,но не глупы.Вы привыкли идти не останавливаясь,не сдаваясь.В жизни вы многого добиваетесь,и вам почти всё удаётся.
Вы можете... Разговоривать с животными...Как это хорошо!Отличная способность,можно узнать много нового о жизни...
Не верите? Но это так...
Ну чтож,а теперь картинка,отображающая вашу душу... image


все гадания на aeterna.ru


03:52

Rizik
Йа грешнецо на 45% и отпустят мне грехи мои за $445

Узнать свою цену


00:32

Rizik
Удивительно! Вы... Белый единорог!
Вы белоснежны как нововыпавший снег и также холодны и спокойны. Вы самый рассудительный из единорогов, и всегда действуете на трезвую голову. Но тем не менее у вас доброе сердце, и вам сложно причинять существам боль. Ради своих целей вы сделаете все возможно, ведь для вас все средства хороши.image
Пройти тест


00:27

Rizik
ЕДИНОРОГ ЛЮБВИ
Любовь к семье, любовь к друзьям, или просто Любовь. Вы можете быть разными, можете быть далеко и быть в ссоре, но эта "лошадка покажет тебе, что для ЛЮБВИ преград нет. Люби и пусть жизнь твоя будет полна Любовью!"image
Пройти тест


00:10

Rizik
Правила поведения в воде1. Hе находитесь в воде слишком долго. Помните, что в декабре она замерзнет.

2. Если в воде у вас внезапно начались судороги - не теряйте самообладания. Возможно, это оргазм.

3. Hе купайтесь в нетрезвом состоянии. Если в процессе купания у вас внезапно наступило нетрезвое состояние - зовите на помощь. Если в нетрезвом состоянии внезапно наступило купание - значит, вы упали с моста. Если же вы упали с моста, а купание не наступило - значит, вы еще летите.

4. Hе заплывайте за буек. Если вам так уж любопытно, вытащите его на берег и внимательно рассмотрите.

5. Тщательно подбирайте маску и трубку для ныряния. Маска не должна быть очень страшной, а трубку не забудьте раскурить заранее.

6. Hе ныряйте в незнакомых местах во избежание внезапного наступления дна на голову.

7. Перед тем как нырять с вышки, проверьте, сможете ли вы в случае опасности запрыгнуть из воды обратно.

8. Hыряя с большой высоты, следите, чтобы при трении о воздух на вас не воспламенились плавки.

9. Тщательно прислушивайтесь к звукам, доносящимся из воды. Если слышна музыка - это Садко. Если лай - это Муму. Если кто-то вытеснил всю воду - это Архимед.

10. При купании в тропиках всегда необходимо иметь с собой свисток и полосатую палку. Если после трех свистков акула не остановилась, махните палкой. Если она и тогда не остановится, можете снять с нее номера и оштрафовать.

11. Если, начав тонуть, вы увидели золотую рыбку - значит, вам повезло. Если много золотых рыбок - вы тонете в аквариуме.

12. Hыряя на большую глубину, помните: запас воздуха ограничен.

Rizik
Черт
Н. Тихонов

I

Тогда еще кругом шла первая мировая война. Много нужно было для конницы лошадей, и доставали их отовсюду: покупали у крестьян, на ярмарках, забирали без денег, привозили издалека, из степей, - от башкир и туркмен.
Пригнали раз в полк свежих лошадей, поставили на плацу распределить, какую куда. Белые лошади шли драгунам, черные и желтые - гусарам, серые - пограничникам, а лошади в пятнах и никакого цвета-в обоз, возить двуколки и телеги с имуществом.
Пришел на плац толстый офицер, нарядный, с золотым карандашиком, чтобы распоряжаться.
Пришел прыщавый писарь с табуреткой, чтобы разложить бумаги.
Стали водить лошадей мимо них.
Каждую лошадь вел новобранец. Лошади дрожат: иные от любопытства, иные от испуга, иные просто от злости. Новобранцы дрожат тоже: первый раз лошадей ведут перед начальством.
Остановят лошадь против офицера, скомандуют ей: смирно! А офицер и не смотрит. Он сделает рукой знак: следующую! И ждет.
Писарю же приходится очень жарко. Он должен записать, куда лошадь идет, и тут же имя ей придумать. А лошадей больше сотни в партии, и все имена должны начинаться на букву "ч".
В том году был заведен такой порядок: старые лошади, кадровые, все на букву "а", резервные, из запаса, - на "о", а молодые, новенькие, - на "ч".
Писарю беда. Он и трех слов на "ч" не знает. Поэтому носит он с собой старый, потрепанный словарь. Раскроет его и набирает подряд: "Чаша, Челябинск, Чечевица, Чечетка, Чирий". Лошадей ведут быстро - только успевай выбирать.
А лошадям наплевать, как их называют. Они носятся, фыркают, прядают ушами и очень недовольны, что их водят взад и вперед. Упарился писарь совсем, фуражка его съехала набок, пот вытирать некогда, карандаш сломался - смена не приходит, а в это время подводят замечательного коня.
Конь весь белый, волос лоснится, глаза смуглые, поступь гордая, уши стоят. Он мундштук покусывает и гривой трясет.
Взглянул писарь в словарь - еще больше вспотел. Кто-то взял и вырвал из словаря страниц десять. Ни одного слова на "ч" больше нет. Дальше уже на "ш" пошло. Что тут делать?
А конь на месте не стоит. Трясет новобранца во все стороны. Растерялся писарь, офицер на него строго глядит - почему задержка, а писарь имя придумывает, не может придумать никак - не идут имена в голову.
Ждал, ждал конь да как рванет новобранца, как даст задними ногами по табуретке, упала табуретка, бумаги рассыпались, подбежали старые солдаты, взяли коня, а он все волнуется.
- Вот черт! - закричал писарь и со злобы взял и записал коня Чертом.
II

Пришли на другой день в конюшню новобранцы. Новобранцы службы не знают; лошади тоже не знают, чего от них хотят. Люди лошадей боятся - иные только у извозчиков их и видели; лошади от людей ворочаются, ногами бьют.
Начали новобранцы седлать их. Кто приглядел накануне лошадь потише, тот бежит к ней. А тихие лошади и есть самые ядовитые.
К Черту же подступа вовсе нет. И с одного бока, и с другого заходил к нему солдат с седлом - никак седла на спину не накинуть.
Заплакал новобранец от обиды, но тут увидел его горе старый драгун. Кликнул он еще народу, и впятером кое-как оседлали. Один за голову держал, другой за хвост, прижав его к стенке, один за одну ногу, другой за другую, а пятый седло подтягивал.
Как повел Черта новобранец из конюшни, старый драгун сказал ему вслед:
- Я не я, пропадешь ты с ним, парень!
Вышел Черт в поле - хорошо кругом, зелено, ветру много; пошел он в ряды, порядка не нарушает.
Вахмистр, старая казарменная крыса, велит садиться на коней. Сели новобранцы. Кони не умеют ни стоять, ни ходить по-военному. А Черт как пошел крутить по полю - боком, боком, - понесся в сторону, обскакал всех, только пыль встает.
Новобранец вцепился в седло и ничего не понимает от страха. Вахмистр кричит ему вслед:
- Ноги из стремян вынь, ноги вынь, дрянь паршивая! Не хватайся за луку - лучше вались прямо, не смей за луку хвататься! Убью!..
Новобранец не слушает. Ветер свистит в ушах, несет его Черт неизвестно куда. Мчал, мчал да как остановится враз точно вкопанный - солдат с него кувырком, как заяц, вниз головой, и покатился по полю.
-- Эх, репу копает, дрянь паршивая! - закричал вахмистр. - Что стоишь дураком, пойди лови коня. Кто тебе ловить его будет?
А Черт уже пасется мирно, щиплет траву, очень доволен собой. Подошел к нему, хромая, солдат, протянул руку - Черт отскочил на сажень и опять траву щиплет.
Хохочут все вокруг. Солдат снова к Черту. Черт снова от него.
- Что ты стал в пятнашки играть? - закричал вахмистр. - Дать ему три наряда!
Прыгнул солдат последний раз, схватил за повод, хочет садиться - не дает конь садиться. Солдат ногу в стремя, а конь его за ногу. Заплакал опять солдат от обиды, но тут езда кончилась, и повели лошадей в конюшню.
III

Каждый день ездят новобранцы, и каждый день с Чертом тревога: не хочет никому подчиняться конь, да и только. Хитрит так, что сразу и не догадаешься, в чем хитрость. Дает седло нацепить, подпруги затянуть - новобранец рад. Выйдут в поле, только солдат ногу в стремя - и вместе с седлом летит под брюхо к Черту, а Черт ударит его ногой и бежит в сторону.
В чем дело? Оказывается, как седло накинут на него, он надует живот, как шар, подпруги затянут по животу, а потом он живот втянет обратно - седло и висит, как на палке.
Был среди новобранцев один жокейский ученик, Кормяк. Был он упрям сам, как лошадь, и крепок.
Сел он на Черта, проехал круг, два - ничего. Шатал, шатал его Черт - видит, парень держится. Тогда Черт рванулся вперед и укусил соседа выше хвоста, тот жеребец следующего ухватил зубами, другой - еще дальше, - вмиг все жеребцы друг друга перекусали, бьют ногами, кричат! Поднялся такой шум, что вахмистр завопил тоже:
- Что это за ярмарка, держите дистанцию на две лошади, черти серые!
А Черт закусил мундштук и понес Кормяка.
Долго таскал его Черт, потом повернул - и прямо через канаву на дорогу. А дорога была обсажена низкими деревьями. Испугался Кормяк, что ему голову оторвут деревья, наклонился набок - этим боком и ударил его о дерево Черт. Упал Кормяк в канаву, а коня и след простыл.
Прибежал Черт в мыле - злой, страшный - прямо к конюшне. Двери у конюшни распахнуты, но поперек входа лежит жердь металлическая. Он согнулся в три погибели и проскочил в конюшню, сломав при этом начисто седло о жердь, так что передняя лука к задней пригнулась. Забежал к себе в станок - и стоит, отдувается.
С этого дня Черта стали бояться все новобранцы.
Ничему не научился Черт за четыре месяца: ни шагу, ни рыси, ни галопу, ни карьеру. Ни за что не мог разобрать, где левая нога, где правая.
Пришел как-то в конюшню вахмистр, посмотрел на Черта и сказал:
- Арестант ты, арестант! Отдайте его старым драгунам, пусть обломают...
IV

Старые драгуны - народ знающий, но несильный и усталый. Столько перевидали они лошадей, что устали. Им бы по домам идти, землю пахать, или на мельнице сидеть, или ремеслом заниматься, а тут изволь - объезжай лошадей. Кости у них ноют, а приходится ездить.
Скомандуют: "Все к пешему строю готовьсь - слезай!" - приходится на всем галопе соскакивать с седла.
Соскочил - сейчас же команда: "Все садись!"
Сел - опять слезай, слез - опять вскакивай, точно проклятый.
Командовал ими маленький, как пробка, и, как паук, злой эскадронный Рязанцев. Кричит тоненьким бабьим голосом:
- Драгуны, слушай мою команду!
Драгуны слушают и ругают его про себя последними словами.
Пошел Черт дурить и на глазах у эскадронного, да старый солдат уколол его шпорой и взял в повод так, что деваться некуда.
Но на барьер не пошел Черт ни за какие шпоры. Врос в землю и стоит. Драгун его шпорит - кровь бежит по брюху, сзади бьют, сбоку бьют - ни с места Черт.
Обидно стало старому солдату, и ударил он коня между ушей. Но не знал драгун Чертова нрава.
Закричал Черт от боли, встал на дыбы во весь рост и упал назад вместе с солдатом.
Если бы не успел драгун ногу из стремени выхватить - всю жизнь ходил бы калекой. Упал драгун - конь на него.
Расшиб солдата - едва подняли. А Черт встал, ухмыляется, покряхтывает и смотрит так, точно говорит: ни за что служить не буду, кого хотите сажайте.
Подошел эскадронный, взглянул ему в глаза, хотел ударить хлыстом, но Черт обнажил зубы и заскрипел ими. Испуганный эскадронный отвернулся и приказал:
- Посадить под арест на десять суток.
- За что же меня-то?! - закричал драгун.
- Не тебя, а коня...
- Как прикажете? - спросил взводный. Случай особенный: коня под арест.
- Так, на десять суток половинная мера овса и сена. Как зовут его?
- Чертом.
- Это и видно! Уберите его...
Так и у старых солдат не ужился Черт, а только под арест попал.
V

Как посидел Черт на половинном пайке - рассердился он на всех окончательно. Никого видеть не хочет, никого к себе не подпускает.
Убирает дневальный конюшню, хочет навоз вынести - так залягается Черт, что подступа нет.
Станки друг от друга отделены были дощатыми стенками. Вдребезги разбил доски Черт с обеих сторон. Подобрали доски, унесли.
Стал Черт любоваться на соседних лошадей, потом поссорился с ними, потом подрался - что ни день, жалоба на него.
Все знали, что конь хороший, а никому не поддается. Из других эскадронов приходили смотреть на него, как на диковинку. Пробовали приходить и наездники, но он затопает, заорет, глаза кровью нальет - никто его учить не согласен.
- Пока его обломаешь, он тебя три раза убьет, - говорили наездники, - дикарь, служить не хочет!
А наездники были люди первые в полку по лошадям. Никто лучше их не умел ездить. Они могли ездить и стоя, и лежа, и на руках.
Когда и наездники от Черта отреклись, взялись новобранцы его дразнить. Задразнили коня до того, что он не стал уже терпеть человеческого лица рядом. К себе никого не подпускает. Стоит только платком махнуть - бьет задними ногами до самой полки, где седло лежит. Сбросит седло, ударит его еще раза два и только тогда успокоится.
Скоро из-за Чертова нрава увели соседнюю лошадь, соединили два станка вместе и привязали жеребца на две цепи - чтобы не сорвался. Одичал Черт вконец.
Пришел раз ветеринарный врач, обошел конюшню, поругался, покашлял и увидел Черта.
Осмотрел со стороны: пороков явных нет, вид здоровый.
- Почему не в работе?!
- Да у него в характере и в голове не все хорошо, - отвечает дневальный.
- Что за чушь! - удивился доктор.
- Верно, господин доктор. Этот конь на нас обижен. Жить с нами не хочет. Не иначе как сумасшедший...
Не поверил доктор и хотел войти к Черту. Черт как ударит обеими ногами сразу, седло сверху мимо докторской головы пролетело и так близко брякнулось, что доктор побледнел, выругался и ушел.
По субботам белых драгунских лошадей выводили на двор и чистили и мыли с мылом, старательно, добела. Потом, чтобы волос блестел, протирали лошадей сухим углем, и сверкали белые лошади, что гуси. Только один Черт всегда стоял в конюшне и орал время от времени для собственного удовольствия.
Заорет, послушает свой голос: хорошо выходит, - опять орет. Ударят его метлой по спине - успокоится.
Чистили его два раза в неделю, корма давали мало, только следили, чтобы цепи были крепкие - не сорвался бы.
Неизвестно, сколько времени простоял бы он безвыходно в своей тюрьме, как вдруг разнеслась весть, что сам командир бригады будет осматривать конюшню. Тут и выпало счастье Черту приветствовать бригадного по-своему.
VI

Очень любили драгуны своего бригадного. Так любили, что, если на улице увидят его, сейчас же через забор - чтобы не попасть на глаза. Он хромал на левую ногу и потому ездить верхом не мог вовсе.
Идет бригадный по конюшне, хромает, шипит, покрикивает на солдат и на лошадей. Молчат лошади, молчат солдаты, молчат стены. Подходит к Черту, остановился.
Поразило его, что лошадь на двух цепях привязана.
- Что это за непорядок? - закричал бригадный на эскадронного. Только он закричал, Черт обернулся и закричал на генерала так, что в ушах шум пошел.
Тогда хромой закричал на Черта: - Смирно! Смирно! Смотри, на кого кричишь... На генерала кричишь!
А Черт закричал опять. Так они стояли и кричали друг на друга минуты две. Генерал выдохся, и Черт замолчал.
- Что это за беспорядок, господин эскадронный? - уже тихим голосом спрашивает генерал.
- Что это за беспорядок, вахмистр? - говорит эскадронный, обращаясь к вахмистру.
- Это особый конь, ваше превосходительство, - отвечает вахмистр, - ездить на нем нельзя, он убить человека может, никого к себе не пускает, лошадей калечит...
- Как же его кормят? - спросил генерал недоверчиво.
- Через верх кормят...
- Как через верх?
- Влезает на ту стенку - напротив - дневальный и сыплет ему в кормушку овса, и сена бросает, воду в ведре спускает...
- Что это за чушь! - закричал генерал. - А как же его чистят?
- Чистят его метлой, ваше превосходительство.
- Как метлой?
- Метлой грязь с него издали очищают, но он и метлу обкусывает. Сколько метел перепортил уже! А если б не чистили - заскоруз бы он вовсе от грязи по собственному невежеству. Упрямый очень. Служить не хочет.
- Не может быть! - закричал генерал. - Как это - служить не хочет. Я ему покажу!
Побагровел генерал и прямо, как по уставу полагается, вошел в станок и прошел к самой Чертовой морде.
Все замерли. Генерал стоит и гладит морду коню взад и вперед, а Черт хоть бы что. Так давно к нему никто не входил, что он и не знает, что ему делать. Все стоят и ждут, что дальше.
Поглядел генерал на всех победоносно и перенес руку на шею коня. Только перенес руку - вспомнил Черт свои старые обиды, тряхнул головой и стал поперек станка: ни повернуться генералу, ни выйти. Запер его Черт своим большущим телом.
Стоит генерал, прижатый к кормушке, посерел чуть, водит рукой по шее коня, а сам не знает, что делать.
Солдаты по сторонам в кулаки смеются. Влетел генерал здорово. Конь стоит тихо, а генерал все рукой по его шее водит. Стоят оба и молчат. Дурацкое положение.
Только генерал хотел уйти, конь шагнул на него и придавил опять к кормушке. Тяжело уже дышит генерал, вспотел, хоть плачь от злости, а сделать ничего не может.
И никто не знает, как ему помочь. Только он двинется, Черт возьмет и прижмет его обратно. Спину генеральскую всю вымазал о кормушку. Хотел генерал вынуть из кармана платок обтереть пот, как закричал ему вахмистр:
- Ваше превосходительство! Не тяните платка. За здоровье ваше не отвечаю.
Знали все, что, вынь генерал белый платок да махни им перед конем, - смерть ему будет. Затопчет его конь вместе с платком.
Смутился генерал, потеет, молчит, рукой уже шевелить боится. А конь рад. Поглядывает на генерала, подастся чуть в сторону и опять всем телом наедет и толкнет... До синяков набил генеральскую спину.
Никогда бы не кончилась эта сцена, если б вахмистр не подозвал солдата и шепотом не сказал бы:
- Возьми овса - засыпь ему с той стороны.
Хитер был вахмистр - старая казарменная крыса!
Как влез солдат с другой стороны на стенку да постучал меркой о кормушку - взглянул Черт туда и видит... Что за чудо?
Никогда в это время его не кормили. Да еще столько овса! Потянул он ноздрями, не обман ли? Нет, не обман. Пахнет овсом. Полез он в ту сторону и, как припал к овсу, ударив в него мордой, генерал вывалился из станка, что куль с подмокшей мукой - едва на ногах держится. Только и смог показать на Черта и, тряхнув ручкой, сказать:
- Эту скотину немедленно продать - к черту, чтоб духа не было.
VII

Вскоре после того нашли покупателя на Черта. Как узнали солдаты, что сейчас придут Черта смотреть, сбежались толпой в конюшню.
Пришел покупатель - маленький, щупленький татарин. Бородка висела у него щипаная, точно из войлока, пальтишко засаленное, руки крошечные, зато глаза широкие, что у птицы. Оглядел татарин лошадей, похвалил.
- Хорош лошак, ой, очень хорош лошак...
Подвели его к Черту и отодвинулись.
Пришел тут вахмистр, взглянул на покупателя и усмехнулся:
- Где ж тебе одному справиться, помощников поискал бы. Погибнешь с ней - это черт, а не лошадь. Гляди-ка, на цепях держится. Татарин хитро потер руки и засмеялся.
- Зачем черт? Хорош лошак. Почему продаешь? Обошел он вокруг коня, поглядел внимательно на цепи, которыми конь был привязан, и говорит:
- Седло ему ни к чему. Зачем обижать лошак? Мы его продавать хорошему хозяину будем. Он работать будет. Посмотри, пожалуйста.
Татарин спокойно вошел в станок, снял цепи с Черта, вынул из кармана веревку. Солдаты стояли молча, затаив дыхание, как на смотру. Черт увидел веревку, тряхнул головой, переступил с ноги на ногу и почесался боком о стенку. Татарин надел ему веревку на шею, закрепил узлом и повернул Черта к выходу. Толпа дрогнула. Кто-то из дерзости помахал платком. Черт даже не поднял головы.
Татарин вывел его на двор, и только тут Черт сделал первое своевольное движение: он потянулся к траве, которой не видел уже давно. И когда татарин уводил его за ворота, изо рта Черта торчали недожеванные травины.


19:17

Rizik
Упрямая скотина
Вороной и Симон Долговязый работали вместе в усадьбе Опсаля целых десять лет и знали друг друга как облупленных. Несмотря на это, они всегда изводили один другого. Кто знает, почему установились между ними такие отношения - быть может, по несходству характеров. А характеры у них в самом деле были разные.
Вороной был по натуре нетороплив и рассудителен. Он не бросался с места вскачь, не надрывался без нужды, а шел себе потихоньку. Но это вовсе не значило, что он не умел приналечь, когда было нужно. Кроме того, вороной любил все делать по-своему; приказания, которые ему отдавались, входили у него в одно ухо и выходили в другое; казалось, будто он вовсе и не понимал их.
Симон Долговязый, громадный парень с чудовищными по величине руками и ногами, был, напротив, из тех людей, которые всегда лезут напролом. Все, что он делал, он делал с шумом и бранью, не жалея сил; за что бы он ни брался, он считал всегда, что лучше пересолить, чем недосолить.
Немудрено поэтому, что, встретившись в усадьбе Опсаля, Вороной и Симон Долговязый сразу стали врагами. Симон уверял всех и каждого, что никогда в жизни не встречал более упрямой скотины, чем Вороной.
- С места не сдвинешь, - говорил он.
- Ну, уж и не сдвинешь, - возражал хозяин. - По-моему, напротив, когда нужно, так лучше Вороного лошади нет. Тогда Симон обижался.
- Если вам не к спеху, - ворчал он, - так я очень рад. Будем ковыряться целый день. Мне же лучше. Но только я привык работать. Где бы я ни жил, везде работу спрашивали. Конечно, там и лошади не такие были...
Годы шли. Вороной и Симон понемногу привыкли друг к другу. Вероятно, они даже оценили друг друга и уже не могли жить один без другого. Но они продолжали ссориться. Разница была только в том, что Симон мог наговорить все, что угодно, на Вороного, а Вороной этого не мог сделать. Зато когда они оставались вдвоем, Вороной брал верх.
Симона было очень легко раздразнить, у него не было ни малейшего чувства юмора, он не понимал никаких шуток. Всякий пустяк приводил его в бешенство, и он начинал тогда браниться и осыпать Вороного оскорблениями. Но надо отдать ему должное, он никогда не бил коня, а на оскорбления Вороной не обращал внимания.
Например, когда они съезжали под гору по дороге в лес, Вороной каждый раз на одном и том же повороте шел так близко к краю дороги, что пустые сани скользили с откоса, потом он делал несколько шагов рысью, и сани задевали за большой камень; после этого Вороной каждый раз останавливался и беспомощно оглядывался на Симона.
Симон ворчал и бранился, но ему ничего не оставалось, как вылезать из саней и вытаскивать их обратно на дорогу. Вороной же при этом насмешливо смотрел на него. По крайней мере Симон был уверен, что конь смеется.
Или летом, например, когда они ездили в поле за грузом. Если груз был тяжелый, Вороной никогда не сбрасывал его. Если же они ехали с пустыми корзинами, Симон мог быть уверен, что Вороной где-нибудь нарочно заденет за дерево и сбросит их. Если Симон примечал дерево, у которого было удобно сбросить корзины, и вовремя придерживал их, то Вороной, как нарочно, даже и не пытался их сбросить. Но как только Симон успокаивался, Вороной, проходя мимо другого дерева, скидывал корзины на землю. Поэтому всю дорогу Симон не знал покоя, только и делал, что забегал то с одной стороны телеги, то с другой.
Но самая интересная история обычно происходила, когда они подъезжали к развилке, от которой одна дорога шла на луга, а другая - в лес. Каждый раз в этом месте Вороной останавливался и вопросительно смотрел на Симона. А Симон отлично знал, что Вороной просто хитрит, что он не хуже его самого знает, зачем они едут - за сеном или за дровами. Не могла же лошадь, в самом деле, не понимать разницы между большой телегой для сена и маленькой для дров. Почему же вороной сам не шел туда, куда нужно? Конечно, считал Симон, только потому, что хотел подразнить его. И Симон всячески уламывал Вороного, бранился, толкал его, манил. Вороной ничего не понимал.
Но вот однажды Симон решил раз и навсегда покончить с этим удовольствием. Доехали они до развилки, и Вороной, как всегда, остановился.
- Ах, так! - воскликнул Симон. - Ты хочешь стоять, ну и стой, пожалуйста.
И он спокойно уселся на телегу, вынул кисет, трубку и закурил. Вороной стоял, Симон курил. У Вороного зачесалось за ухом, да так сильно, что он нагнул голову, поднял переднюю ногу и почесался. От этого почесывания у него свалился недоуздок. Это было коню очень приятно, он наклонил голову и ухватил губами несколько соломинок с дороги, потом оглянулся на Симона. А Симон сидел и курил и думал о том, что сидеть немножко холодновато, ведь дует северный ветер.
Вороной продолжал стоять, ему некуда было спешить. Через какое-то время он решил, что можно еще немножко облегчить себя. Конь сделал шаг назад, ослабил сбрую, потом резко дернул и разорвал подпругу. Тогда он сделал несколько шагов вперед, тихо-тихо, только чтобы посмотреть, что будет. Симон никак не реагировал. Вороной прошел еще три шага, потом опять резко дернул и оглянулся. Седелка валялась на земле. Тогда Симон не выдержал:
- Нет, скажи, пожалуйста, негодяй ты этакий, хитрая шельма, свиная твоя шкура, что же это ты делаешь? Раздеваться вздумал среди дороги, а? Нет, брат! Сумел седелку скинуть, сумей ее и надеть!
После таких историй Симон делался особенно ворчливым и уверял Опсаля, своего хозяина, что Вороной никуда не годится и что его пора отправить на живодерню. Однако о проделках Вороного он никогда никому не рассказывал. Это была их тайна.
Опсаль же всегда говорил Симону, что, если Вороной не хорош, можно взять другую лошадь. Но на это Симон не соглашался:
- Ну, уж нет. Чтобы я оставил этого лентяя в конюшне - ни за что! Он ведь только этого и добивается.
Тем не менее Вороной иной раз так сердил Симона, что он все-таки брал другую лошадь. Только от этого Симону было не легче. Вторая лошадь у Опсаля была молодая, и неповоротливый Симон не мог с ней справиться. Каждый раз, когда он ездил на ней, лошадь непременно что-нибудь обрывала или ломала. Один раз они и вовсе вернулись со сломанной оглоблей. Симон, конечно, не сознавался, что это была его вина. Он ворчал и бранился, говоря, что вся сбруя в усадьбе - гниль и хлам.
В дни, когда Симон ездил на молодой лошади, он становился еще злее и не хотел браться за дело, уверяя, что все равно ничего хорошего не выйдет. Когда же они возвращались домой, Симон прежде всего заглядывал на конюшню и спрашивал Вороного, не хочет ли он пить. На что Вороной каждый раз ложился головой к стене - чего днем обычно не делал - и не шевелился. Это означало: "Спасибо, мне ничего не надо". Тогда Симон отправлялся за сеном и накладывал Вороному полные ясли. Но обиженный конь и на это отвечал полным равнодушием. "Я ничего не хочу", - говорила его неподвижная фигура.
На следующий день, само собой разумеется, Симон запрягал Вороного, и они несколько часов не дразнили друг друга.
Однажды ранним зимним утром, когда звезды еще мерцали на небе, Симон и Вороной отправились на хутор за остатками оленьего моха.
До хутора было далеко, но ехать было весело. Дорога была хорошо накатана, по ней целую неделю возили мох на двух лошадях. Вороной знал, что ехать далеко, и шел быстрее обычного и реже останавливался. Он понимал, что, чем скорее они приедут домой, тем раньше он пойдет отдыхать.
Скоро ровная лесная дорога кончилась, и они стали подниматься в гору. Когда они добрались до большого болота, уже совсем рассвело. В том году снег выпал прежде, чем болото замерзло, поэтому дорогу проложили вокруг болота.
День наступил пасмурный. Все небо затянулось низкими, сероватыми облаками. Было очень тихо и совсем не холодно.
Симон и Вороной обогнули болото и некоторое время ехали по полю. Хутор был уже близко. Внезапно все вокруг заволокло серой пеленой, которая становилась все гуще и гуще. А через несколько минут пошел снег.
Симон не обратил на это никакого внимания, и добравшись до хутора, спокойно занялся своими делами: задал Вороному корма, погрузил в сани мох, потом принялся за завтрак. Об обратном пути он не беспокоился, груз был нетяжелый, дорога хорошая. Если даже и выпадет небольшой снег, то это не беда.
Когда Симон поел, ему вдруг захотелось узнать, который час: было как-то очень темно. Он высунулся из-под навеса, под которым сидел, чтобы взглянуть на небо. Боже мой! Такого снега он еще никогда не видывал. Снег валил густыми хлопьями, летевшими косо, почти вдоль земли, так как, пока Симон ел, поднялся сильный ветер. Симон ничего не видел на полметра перед собой. Он заторопился - ему было страшно в такую метель оставаться одному на хуторе.
Симон живо вскочил в сани, и Вороной тронулся в обратный путь. Дорогу еще не совсем замело, но было ясно, что скоро ее не будет видно.
- Ничего, как-нибудь проберемся, - утешал себя Симон. - Я знаю это место как свои пять пальцев, да и Вороной не собьется с дороги.
Но ехать было трудно. У белой пелены вокруг них не было ни начала, ни конца, и они ехали сквозь нее наугад. Симону казалось, что время тянется бесконечно долго. А снег все шел и шел.
Симон сидел и пристально смотрел вперед, хотя он едва различал даже голову Вороного. И вдруг ему стато так жутко, так нестерпимо жутко, что он остановил Вороного и спрыгнул с саней. Он не знал, где они находятся, верно ли они ехали, обогнули ли они уже большое болото. Симону казалось, что они должны были уже давно объехать его и углубиться в лес. Может быть, Вороной сбился с пути, и они заблудились.
Симону начало казаться, что усадьба находится совсем в другой стороне и они удаляются от нее. Может быть, Вороной уже давно кружит, рискуя ежеминутно увязнуть в болоте. Во всяком случае, Симон решил, что надо повернуть и искать дорогу домой.
Эта мысль пронеслась в его голове с такой быстротой, что он не успел даже сообразить, насколько она нелепа. Не раздумывая, он схватил вожжи и стал поворачивать. Вороной упирался. Симон рассердился и задергал вожжами. Наконец Вороной свернул и... увяз в глубоком снегу, потому что под ним не было твердой накатанной дороги. Симон сердился все больше, все ожесточеннее дергал вожжами, а Вороной пробовал повернуть обратно на дорогу, но не мог. Через несколько минут борьбы человека с лошадью сани перевернулись и мох вывалился на снег.
Делать было нечего. Пришлось Симону выпрягать Вороного и поднимать сани. После долгих усилий, весь обливаясь потом, Симон ухитрился опять поставить Вороного на дорогу, запрячь его в сани и взвалить на сани мох.
Когда все было готово, он взял вожжи и погнал коня вперед. Но Вороной не хотел идти туда, куда гнал его Симон, и дернул в сторону. В следующий миг сани были опять на боку. Симон, чертыхаясь, снова с трудом перевернул сани, подобрал мох и тронул вожжами. И опять Вороной дернул вбок. Сани перевернулись в третий раз.
Тогда Симон решил, что все дело в поклаже. Он сгрузил мох с саней и попробовал, не лучше ли Вороной будет идти порожняком. Но вышло опять то же самое. Вороной продолжал бросаться в сторону, стараясь повернуть, и каждый раз увязал так, что Симон с трудом выводил его на дорогу.
После очередной попытки Симону пришло в голову, что Вороной делает все это ему назло, и в первый раз в жизни он побил коня: несколько раз изо всей силы ударил его вожжами.
Вороной прижал уши, глаза у него сделались злые. Он сильно дернул сани и опять повернул не в ту сторону, куда хотел Симон. Симон был в бешенстве и стал больно бить Вороного.
Тогда конь лег на землю. Симон ударил его еще несколько раз, потом беспомощно опустил руки. Неужели это будет их последняя поездка? Нет, он не хочет замерзнуть в снегу. Пусть упрямая скотина, если ей так нравится, остается здесь, Симон сам найдет дорогу домой!
Снег шел не переставая. Симон сделал несколько шагов и оглянулся - лошади уже не было видно. Еще через двадцать метров уверенность Симона, что он идет к дому, поколебалась. Он остановился. Колени его дрожали от страшной усталости. Он чувствовал такую свинцовую тяжесть во всем теле, что у него появилось желание лечь и уснуть. Симон понял, что надо вернуться к саням, с Вороным было все-таки лучше.
Несколько метров, которые ему пришлось преодолеть, чтобы добраться до лошади, показались ему бесконечными. На ногах как будто висели тяжелые гири. Но все же он дошел до Вороного. Конь поднялся на ноги и оглянулся. Он видел, как Симон взял его попону, завернулся в нее с головой и повалился в сани. Спал ли Симон - неизвестно. Он ничего не помнил отчетливо. Ему было очень тепло и уютно, а сани тихо покачивались. Долго ли это продолжалось, он не знал. Очнулся он от сильного толчка.
Симон высунул голову из-под попоны и увидел, что сани стоят в лесу. Дорога была ясно видна: здесь, в лесу, ее совсем не замело. Внезапно Симон почувствовал сильный холод и, клацая зубами, поднялся. В это время Вороной оглянулся, но Симон не посмел взглянуть ему в глаза.
Когда они приехали домой и Симон стал распрягать Вороного, в конюшню пришел Опсаль. Он взглянул на вспотевшую лошадь, на Симона, который продолжал клацать зубами от холода, и спросил:
- Вы что, еле-еле доехали?
- Ну да, - ответил Симон, - эта упрямая скотина годится только на шкуру.
Вороной насторожил уши и заржал. Симон оглянулся и нечаянно встретил насмешливый взгляд лошади. Он сейчас же отвел глаза и добавил:
- Но, сказать по правде, я-то сам и на шкуру не годился бы без Вороного.



Rizik
Я начала свой дайрик с лошадей, хочу продолжить....

Снова напыла в интернете рассказ...


Про коня. (Черногнед)
Лет пять тому назад в горах Биттерут в Айдахо жил красивый жеребенок. Шкура у него была светло-гнедая, а ноги, грива и хвост — угольно-черные. Вот его и прозвали Черногнед.
Многие, увидев красивого жеребенка, думали, что он арабских кровей. В известном смысле так оно и было: все наши лучшие лошади произошли от арабских скакунов, и время от времени кровь далеких предков дает о себе знать, проявляясь и в сложении, и в стати, и в силе, и в диком нраве вольных кочевников.
Черногнед любил носиться наперегонки с ветром, упивался быстротой своего бега, гордился ногами, не знающими устали. Когда табун жеребцов встречал на пути забор или канаву, для Черногнеда было так же естественно перепрыгнуть препятствие, как для других — обойти его стороной. И он вырос сильный телом, беспокойный духом, непримиримый к малейшему насилию над собой. В загоне или стойле Черногнед не мог смириться даже с мягкой уздечкой и вскоре доказал, что ему лучше всю ночь простоять в бурю под открытым небом, чем быть запертым в удобном стойле, где его лишали свободы, которую он любил больше всего на свете.
Вскоре жеребенок наловчился обманывать ковбоя, загонявшего табун в кораль. Едва завидев этого человека, Черногнед обращался в бегство. Он стал Сам-по-себе — табун-по-боку. Так здесь называют независимых норовистых лошадей, которые откалываются от табуна, как только им что-то не понравилось.
С каждым месяцем жеребенок проявлял все большую решимость жить на воле и становился все изобретательнее в уловках. Должно быть, в глубине души его и затаилась злость, потому что он ни перед чем не останавливался и не щадил никого, кто мешал исполнению его единственного желания.
Злоключения начались, когда Черногнед, трех лет от роду, был в полном расцвете молодости, силы и красоты. Хозяин решил приучить его к седлу. Но Черногнед был столь же коварен и зол, сколь и красив, и первые дни учения превратились в жестокую схватку между хозяином и красавцем жеребенком. Хозяин, мастер своего дела, знал, как применить силу. Черногнед, нагнув голову, яростно бросался вперед, становился на дыбы, пробовал выбросить наездника из седла, катался по земле — все напрасно. Несмотря на свою силу, жеребец был совершенно беспомощным в руках мастера, и вскоре он приучил Черногнеда ходить под седлом. Отныне хороший наездник вполне мог с ним управиться. И все же каждый раз, когда на Черногнеда надевали седло, он снова начинал артачиться. Прошло несколько месяцев, прежде чем жеребец осознал, что сопротивляться бесполезно: его лишь били кнутом и шпорили. И он прикинулся, будто образумился. Целую неделю на нем ежедневно ездили верхом, и он ни разу не взбрыкнул, зато в воскресенье вернулся домой, хромая.
Хозяин пустил его на выгон. Через три дня он, казалось, вполне оправился, его словили и оседлали. Жеребец не пытался сбросить всадника, но через пять минут стал хромать. Его пустили на выгон, а через неделю оседлали, лишь чтобы снова убедиться в его хромоте. Хозяин не знал, что и думать — то ли жеребец и впрямь хромой, то ли прикидывается, и при первой же возможности избавился от него.
Черногнед стоил не меньше пятидесяти долларов, но хозяин продал его за двадцать пять.
Новый хозяин порадовался было удачной сделке, однако Черногнед, не пройдя и полмили, вдруг захромал. Всадник слез, чтобы осмотреть больную ногу жеребца, но тот вырвался у него из рук и ускакал на свой выгон. Его поймали, и новый владелец, не отличавшийся кротостью нрава и мягкосердечием, шпорил его без всякой жалости; не прошло и двух часов, как Черногнед покрыл расстояние в двадцать миль, начисто позабыв про былую хромоту. Но когда они прибыли на ранчо нового хозяина и Черногнеда расседлали и повели на выгон, он хромал всю дорогу от двери дома и до самого выгона, где пасся табун.
За выгоном располагался соседский огород. Его владелец очень гордился замечательным урожаем овощей. Он обнес огород забором высотой в шесть футов. Тем не менее в ту самую ночь, когда Черногнед появился на ранчо, в огороде случилась потрава, лошади каким-то образом пробрались туда, причинив хозяйству страшный вред. На рассвете они перескочили через забор, и ни одна живая душа их не увидела.
Огородник был в ярости, но хозяин ранчо упрямо стоял на своем — потраву совершили чужие лошади, потому что его табун пасся за шестифутовым забором. На следующую ночь все повторилось сначала. Хозяин ранчо вышел из дому чуть свет и убедился, что весь его табун — на выгоне. Позади других лошадей мирно пасся Черногнед, хромая пуще прежнего. Набеги на огород продолжались, и между соседями началась распря. Чтобы доказать непричастность своих лошадей к потраве, хозяин ранчо предложил соседу устроить засаду н выследить вора. Ночью при свете луны они увидели, как Черногнед — один из всего табуна — подошел к забору, ничуточки не хромая, легко перескочил через него и стал лакомиться отборными овощами. Удостоверившись, что это он, соседи выскочили из засады и бросились вперед, но Черногнед, как олень, перемахнул через забор и понесся рысью к табуну на выгоне. Когда люди подошли к нему, он, бедняжка, снова отчаянно хромал.
— Дело ясное, — сказал хозяин ранчо. — Он, конечно, обманщик и плут, но уж больно хорош собой — все при нем.
— Оно, может, и так, — согласился сосед, — но теперь нечего думать и гадать, кто съел мои овощи.
— Спорить не стану, — ответил хозяин ранчо,— но послушай, приятель, ведь потрава у тебя долларов на десять, не больше. А коню этому цена — добрая сотня. Выкладывай двадцать пять долларов, забирай коня — и по рукам.
— Так я тебе и выложил, — возмутился огородник. — Тут убытку долларов на двадцать пять будет. А коняга твой не стоит и цента больше. В общем, он — мой, и считай, что мы квиты.
На том и порешили.
Прежний хозяин умолчал о том, что Черногнед не только хитрец, но и злюка. Огородник сам убедился в этом, как только вздумал прокатиться на нем верхом. Коварство коня не уступало его красоте.
На следующий день на воротах огородника появилось объявление.
Продается породистая лошадь, здоровая и смирная.
Цена — десять долларов.
В это время мимо проезжала группа охотников — три проводника и два охотника-любителя. Одним из них был автор этого рассказа.
Горожане выехали поохотиться на медведя. У них были ружья и все необходимое для охоты — все, кроме приманки. В таких случаях покупают какого-нибудь старого одра или никудышную корову, пригоняют их в горы, где водятся медведи, и там забивают.
Увидев объявление на воротах, охотники зашли к огороднику.
— А подешевле лошади не найдется? — поинтересовались они.
— Да вы только гляньте на него, какой красавец, — расхваливал свой товар огородник. — Тыщу миль проедете, дешевле не найдете.
— Нам нужна старая кляча — приманка для медведя, — объяснил один из охотников. — Пять долларов — красная цена для такого дела.
Лошадей в этих местах было много, и ценились они недорого, а покупатели были редки. К тому же огородник опасался, что Черногнед от него убежит.
— Ну что ж, раз больше дать не можете, забирайте, он — ваш.
Охотник протянул хозяину пять долларов и спросил:
— Ну а теперь, когда мы сторговались, скажи, почему ты продаешь такого хорошего коня за пять долларов?
— Шила в мешке не утаишь — он не ходит под седлом. Сам по себе скачет — здоров и силен, а вздумаешь на нем прокатиться — враз охромеет. Любой забор в округе ему не помеха. Норовистый, опасный и хитрый, как черт.
— Для медвежьей приманки он потрясающе красив.

Охотники тронулись в путь. Черногнед шел с вьючными лошадьми, сильно припадая на одну ногу. Пару раз он пытался повернуть обратно, но люди, шедшие позади, без особого труда заставляли его вернуться. Хромота Черногнеда все усиливалась, и к ночи на него было просто жалко смотреть.
Старший проводник заметил:
— Да, похоже, он не притворяется. Какая-то хворь в нем прочно засела.
День за днем охотники уходили все дальше в горы, ведя за собой лошадей с поклажей, стреноживая их на ночь. Черногнед ковылял вместе с другими, на каждом шагу вскидывая голову с изумительной гривой. Один охотник решил прокатиться на нем верхом и чуть не поплатился за это жизнью: в жеребца будто вселялся бес, стоило человеку сесть ему на спину.
Чем выше они поднимались в горы, тем трудней становилась дорога. В одном месте им предстояло пересечь опасное болото. Несколько лошадей увязло в трясине, и когда люди бросились им на помощь, Черногнед решил, что пришло время для побега. Он повернул назад, вмиг превратившись из жалкого подслеповатого коняги в резвого скакуна. Вскинув голову, распустив по ветру великолепную черную гриву и хвост, он радостно ржал. Хромоты не было и в помине. Черногнед несся домой, за сотню миль отсюда, уверенно выбирая узкие тропинки, хоть видел их всего раз в жизни.
Через несколько минут он скрылся из виду.
Охотники очень рассердились, но один из них, не говоря ни слова, вскочил на лошадь. Зачем? Неужели он надеялся догнать вольного ретивого скакуна? Нет, у этого человека был другой план. Он прекрасно знал местность. Проехав две мили по тропинке и полмили напрямик через лес, охотник сильно сократил путь и остановился возле Ягуарового ущелья, которого беглец никак не мог миновать.
Когда Черногнед сбежал по тропинке вниз, он увидел человека, поджидавшего его. Яростно замотав головой, жеребец развернулся и поскакал назад. Через несколько ярдов он уже брел шагом, уныло припадая на одну ногу, затаив злобу в глазах.
Норовистого коня пригнали в лагерь, и он выместил свой гнев на безобидной вьючной лошаденке, больно лягнув ее в грудь.
Тот глухой край был настоящим медвежьим царством, и охотники решили положить конец фокусам Черногнеда и забить его для пользы дела.
Ловить жеребца охотники не решались: даже подойти к нему близко было небезопасно.
И тогда двое проводников погнали его к дальней поляне — самому любимому медвежьему месту. Меня охватила острая жалость, когда я увидел, как, упорно притворяясь хромым, идет на смерть этот непокорный красивый конь.
— А разве вы не пойдете с нами? — спросил один из проводников.
— Нет, не хочу видеть его мертвым,— ответил я...
Минут через пятнадцать послышался далекий ружейный выстрел. Я представил себе, как прекрасное существо с гордой головой и изумительными ногами лежит плашмя бездыханное, воровски лишенное своей сути — неукротимого духа. Теперь ему уготован неприглядный конец.
Бедный Черногнед! Он не стерпел ярма рабства. Он оставался бунтарем до самого конца, сражаясь против печальной участи всего лошадиного племени. В Черногнеде жил вольный дух орла или волка, огнем горевший в его больших блестящих глазах, направлявший всю его своенравную жизнь.
Я попытался прогнать из головы мрачные мысли о трагической кончине коня. На эту борьбу с самим собой у меня ушло не так уж много времени — не более часа, потому что вернулись проводники.
Оказалось, что они очень долго гнали Черногнеда по тропе на запад — вперед и только вперед. Проводники зорко следили, чтобы он не свернул в сторону.
Они чувствовали себя в безопасности, лишь когда норовистый конь шел впереди.
Итак, с каждым новым поворотом судьбы Черногнед все дальше уходил от родного дома на реке Биттерут. Теперь он пересек высокий водораздел и шел по узкой тропе, ведущей в Медвежью долину на реке Лососевой, и еще дальше — в привольные дикие колумбийские прерии — шел, печально хромая, будто знал наперед; что его ждет впереди. Атласная кожа его отливала на солнце тусклым золотом. Люди, шедшие позади, были точно палачи в похоронной процессии осужденного на смерть аристократа.
Узкая тропинка привела их к маленькой бобровой лужайке, поросшей густой сочной травой, на берегу прелестной горной речушки. Множество извилистых медвежьих троп сходилось к водопою.
— Пожалуй, это место подойдет, — сказал проводник постарше.
— Да, если не дадим промашки, ему тут верная смерть, — подтвердил другой.
Дождавшись, пока Черногнед добрел, хромая, до середины луга, он коротко и резко свистнул. Черногнед мгновенно остановился и обернулся к своим мучителям. С высоко поднятой благородной головой, трепещущими ноздрями, он был воплощением лошадиной красоты и совершенства.
Проводник прицелился в голову жеребцу, между глаз и ушей, чтобы сделать его смерть мгновенной и безболезненной. Грянул выстрел. Стрелок мог убить коня наповал либо промахнуться, и он промахнулся!
Прочь от этих мест, напрягая все силы, вихрем летел Черногнед; не к родному дому на востоке, а на запад, на запад, неведомой тропой, все вперед и вперед! Хвойный лес укрыл его от стрелка, тщетно старавшегося вытащить пустой патрон из ружья.
Вы можете увидеть его среди вольных мустангов, он все так же силен и красив. Любители верховой езды говорили мне, что много раз встречали его у Седры. Он быстроног, как и другие мустанги, но его можно отличить по развевающейся угольно-черной гриве и хвосту.
Здесь он и живет — на диких вольных лугах, поросших шалфеем. Сильные ветры стегают его по атласной коже ночью, зимой, случается, его заносит снегом. Волки, подкарауливающие ослабевших лошадей, не дают ему покоя, а весной и могучий гризли является за добычей. Здесь нет ароматных пастбищ, засеянных человеком, нет овса — ничего, кроме колкой дикой травы, ветра и широких просторов.

Но здесь он наконец обрел единственное, чего жаждала его душа, и это стоит всего остального.


14:10

Rizik
23:25

Rizik
www.4udotest.msk.ru/butt.htm poprobuj proiti dfo konca... glavnoe terpenie!!! :-D :-D :-D

21:11

Rizik
Ну что, поздравляю. Вы - Лошадь!
Вы надежный и нужный друг, без вас жизнь бы выглядела совсем по-другому. Спокойны,приятны и терпеливы, но только до тех пор, пока чаша терпения не переполнена.Если что, вы сможете постоять за себя и свои убеждения! image
Пройти тест


21:08

Rizik
ну что ж... Вы встретились с ним..и..ваши пути сошлись навсегда..
Перед вами,излучая божественный свет,стоял пегас...Вы дотронулись до его мягкой гривы...и вот спустя несколько минут..вы вместе летите над скучной серой землей,доставая кончиками крыльев до небес...imageimage
Пройти тест


20:52

Rizik
15:01

Rizik



01:03

Rizik
Повелительница леопардов
Ленивая кошка с желтоватыми глазами дремлет в тени огромного дерева. Но берегись потревожить её - этот зверь быстр и опасен. Не такова ли ты, повелительница леопардов? Теперь ты знаешь свой мир и свою силу. В джунглях и в саванне, в траве и на дереве, всюду может притаиться охотник, поджидающий свою добычу, самый ловкий и умелый из всех, кто охотится в одиночку. Благородный и кровожадный хищник... которого ты не боишься. И пусть отныне ты в плену города, помни - леопард даже в клетке останется собой. И никому не сдержать прыжок свирепого охотника. image
Пройти тест


21:52

Rizik



13:05

Rizik
Как развлечь себя и соседей в маршрутке...

1. Попав на переднее сиденье, достать руль на присоске, приделать его на переднюю панель.

Сказав водителю "Люблю японца - с правым рулем!", начать рулить. Обернувшись назад, попросить пассажиров оплатить проезд. Переданные деньги складывать рядом с собой. На вопросительный взляд водителя ответить "У меня коробка - автомат, не волнуйся, твой рычаг трогать не буду". По ходу движения резко крутить руль то сильно вправо, то сильно влево. При этом можно периодически выкрикивать: "Ух ты, *ля! Да ее хрен в колее удержишь!"

2. Войти в маршрутку с черной повязкой на глазу. Вместо денег положить в ладонь водителю обслюнявленный стеклянный глаз. Сказать, что больше расплатиться нечем. Представиться Билли Бонсом.

3. Сев на переднее сиденье, подчеркнуто внимательно рассматривать магнитолу, тыкнуть на ней пару кнопок, взять телефон, набрать номер, сказать в трубку: "Алло, шеф! Здесь с радио та же хреновня! Да, примем меры!". Выйти на следующей остановке.

4. При передаче денег водителю, каждый раз протягивать ему два кулака и спрашивать: "Угадай, в каком?"

5. Находясь в салоне, пристально разглядывать одного из пассажиров. Когда он заметит это, позвонить по телефону, сказать в трубку: "Алло, шеф! Я его нашел!"

6. Воспроизвести погромче в телефоне заранее записанный женский голос: "Программа определения номеров абонентов активирована". Хитро прищурясь, поглядывать на пассажиров.

7. Просматривать в телефоне порнуху с громким звуком. При этом делать в блокнотике пометки, периодически грызя ручку задумываться и глядеть на потолок.

8. Вскакивая с места, выглядывать в разные окна. Поинтересоваться у пассажиров, что это за город. Получив ответ, успокоиться и сказать: "Ну, слава Богу! Недалеко осталось!"

9. Находясь около автоматической двери, при каждом закрывании резко высовывать руку в дверь и убирать ее. Громко вести счет: "1:0", "2:0",...

10. Оказавшись возле окна, приклеить с стеклу фаллоимитатор на присоске. Повесить на него сумку. Вздремнуть. Во сне громко пробормотать: "Отстань, зараза! Я женатый!"

11. При каждом старте от остановки вжиматься в сиденье, вытаращивать глаза и растягивать губы к ушам, а при каждом торможении падать вперед (желательно на пол) с криком "Уй, *ля! Не дрова везешь!"